А.П.Чехов ПЕРЕСОЛИЛ
Землемер Глеб Гаврилович Смирнов приехал на станцию «Гнилушки». До усадьбы, куда он был вызван для межевания, оставалось ещё проехать на лошадях вёрст тридцать—сорок. (Ежели возница не пьян и лошади не клячи, то и тридцати вёрст не будет, а коли возница с мухой да кони наморены, то целых пятьдесят наберётся.) — Скажите, пожалуйста, где я могу найти здесь почтовых лошадей? — обратился землемер к станционному жандарму. — Которых? Почтовых? Тут за сто вёрст путевой собаки не сыщешь, а не то что почтовых... Да вам куда ехать? — В Девкино, имение генерала Хохотова. — Что ж? — зевнул жандарм.— Ступайте за станцию, там на дворе иногда бывают мужики, возят пассажиров. Землемер вздохнул и поплёлся за станцию. Там, после долгих поисков, разговоров и колебаний, он нашёл здоровеннейшего мужика, угрюмого, рябого, одетого в рваную сермягу и лапти. — Чёрт знает какая у тебя телега! — поморщился землемер, влезая в телегу.— Не разберёшь, где у неё зад, где перёд... — Что ж тут разбирать-то? Где лошадиный хвост, там перёд, а где сидит ваша милость, там зад... Лошадёнка была молодая, но тощая, с растопыренными ногами и покусанными ушами. Когда возница приподнялся и стегнул её верёвочным кнутом, она только замотала головой, когда же он выбранился и стегнул её ещё раз, то телега взвизгнула и задрожала, как в лихорадке. После третьего удара телега покачнулась, после же четвёртого она тронулась с места. — Этак мы всю дорогу поедем? — спросил землемер, чувствуя сильную тряску и удивляясь способности русских возниц соединять тихую, черепашью езду с душу выворачивающей тряской. — До-о-едем! — успокоил возница.— Кобылка молодая, шустрая... Дай ей только разбежаться, так потом и не остановишь... Но-о-о, прокля...тая! Когда телега выехала со станции, были сумерки. Направо от землемера тянулась тёмная, замёрзшая равнина, без конца и краю... Поедешь по ней, так наверно заедешь к чёрту на кулички. На горизонте, где она исчезала и сливалась с небом, лениво догорала холодная осенняя заря... Налево от дороги в темнеющем воздухе высились какие-то бугры, не то прошлогодние стоги, не то деревня. Что было впереди, землемер не видел, ибо с этой стороны всё поле зрения застилала широкая, неуклюжая спина возницы. Было тихо, но холодно, морозно. «Какая, однако, здесь глушь! — думал землемер, стараясь прикрыть свои уши воротником от шинели.— Ни кола ни двора. Не ровен час — нападут и ограбят, так никто и не узнает, хоть из пушек пали... Да и возница ненадёжный... Ишь, какая спинища! Этакое дитя природы пальцем тронет, так душа вон! И морда у него зверская, подозрительная». — Эй, милый,— спросил землемер,— как тебя зовут? — Меня-то? Клим. — Что, Клим, как у вас здесь? Не опасно? Не шалят? — Ничего, бог миловал... Кому ж шалить? — Это хорошо, что не шалят... Но на всякий случай всё-таки я взял с собой три револьвера,— соврал землемер.— А с револьвером, знаешь, шутки плохи. С десятью разбойниками можно справиться... Стемнело. Телега вдруг заскрипела, завизжала, задрожала и, словно нехотя, повернула налево. «Куда же это он меня повёз? — подумал землемер.— Ехал всё прямо и вдруг налево. Чего доброго, завезёт, подлец, в какую-нибудь трущобу и... и... Бывают ведь случаи!» — Послушай,— обратился он к вознице.— Так ты говоришь, что здесь не опасно? Это жаль... Я люблю с разбойниками драться... На вид-то я худой, болезненный, а силы у меня, словно у быка... Однажды напало на меня три разбойника... Так что ж ты думаешь? Одного я так трахнул, что... что, понимаешь, богу душу отдал, а два другие из-за меня в Сибирь пошли на каторгу. И откуда у меня сила берётся, не знаю... Возьмёшь одной рукой какого-нибудь здоровилу, вроде тебя, и... и сковырнёшь. Клим оглянулся на землемера, заморгал всем лицом и стегнул по лошадёнке. — Да, брат...— продолжал землемер.— Не дай бог со мной связаться. Мало того, что разбойник без рук, без ног останется, но ещё и перед судом ответит... Мне все судьи и исправники знакомы. Человек я казённый, нужный... Я вот еду, а начальству известно... так и глядят, чтоб мне кто-нибудь худа не сделал. Везде по дороге за кустиками урядники да сотские понатыканы... По... по... постой! — заорал вдруг землемер.— Куда же это ты въехал? Куда ты меня везёшь? — Да нешто не видите? Лес! «Действительно, лес...— подумал землемер.— А я-то испугался! Однако, не нужно выдавать своего волнения... Он уже заметил, что я трушу. Отчего это он стал так часто на меня оглядываться? Наверное, замышляет что-нибудь... Раньше ехал еле-еле, нога за ногу, а теперь ишь как мчится!» — Послушай, Клим, зачем ты так гонишь лошадь? — Я её не гоню. Сама разбежалась... Уж как разбежится, так никаким средствием её не остановишь.. И сама она не рада, что у ней ноги такие. — Врёшь, брат! Вижу, что врёшь! Только я тебе не советую так быстро ехать. Попридержи-ка лошадь... Слышишь? Попридержи! — Зачем? — А затем... затем, что за мной со станции должны выехать четыре товарища. Надо, чтоб они нас догнали... Они обещали догнать меня в этом лесу... С ними веселей будет ехать... Народ здоровый, коренастый... у каждого по пистолету... Что это ты всё оглядываешься и движешься, как на иголках? а? Я, брат, тово... брат... На меня нечего оглядываться... интересного во мне ничего нет... Разве вот револьверы только... Изволь, если хочешь, я их выну, покажу... Изволь... Землемер сделал вид, что роется в карманах, и в это время случилось то, чего он не мог ожидать при всей своей трусости. Клим вдруг вывалился из телеги и на четвереньках побежал к чаще. — Караул! — заголосил он.— Караул! Бери, окаянный, и лошадь и телегу, только не губи ты моей души! Караул! Послышались скорые, удаляющиеся шаги, треск хвороста — и всё смолкло... Землемер, не ожидавший такого реприманда, первым делом остановил лошадь, потом уселся поудобней на телеге и стал думать. «Убежал... испугался, дурак... Ну, как теперь быть? Самому продолжать путь нельзя, потому что дороги не знаю, да и могут подумать, что я у него лошадь украл... Как быть?» — Клим! Клим! — Клим!..— ответило эхо. От мысли, что ему всю ночь придётся просидеть в тёмном лесу на холоде и слышать только волков, эхо да фырканье тощей кобылки, землемера стало коробить вдоль спины, словно холодным терпугом. — Климушка! — закричал он.— Голубчик! Где ты, Климушка? Часа два кричал землемер, и только после того, как он охрип и помирился с мыслью о ночёвке в лесу, слабый ветерок донёс до него чей-то стон. — Клим! Это ты, голубчик? Поедем! — У... убьёшь! — Да я пошутил, голубчик! Накажи меня господь, пошутил! Какие у меня револьверы! Это я от страха врал! Сделай милость, поедем! Мёрзну! Клим, сообразив, вероятно, что настоящий разбойник давно бы уж исчез с лошадью и телегой, вышел из лесу и нерешительно подошёл к своему пассажиру. — Ну, чего, дура, испугался? Я,.. я пошутил, а ты испугался... Садись! — Бог с тобой, барин,— проворчал Клим, влезая в телегу.— Если б знал, и за сто целковых не повёз бы. Чуть я не помер от страха... Клим стегнул по лошадёнке. Телега задрожала. Клим стегнул ещё раз, и телега покачнулась. После четвёртого удара, когда телега тронулась с места, землемер закрыл уши воротником и задумался. Дорога и Клим ему уже не казались опасными. 1885 год
|